Я на мир взираю из-под столика,
Век двадцатый - век необычайный.
Чем столетье интересней для историка,
Тем для современника печальней!
Николай Глазков
Нет сомнений в том, что события двадцатого века оставили свой след в кинематографе, их военный грохот слышен во многих фильмах, созданных в эту пору, но некоторые режиссеры видели внешнюю сторону происходящего, они снимали войны и перевороты как таковые, другие же смотрели глубже, и пытались показать процесс разрушения старого мира, его устоев и традиций.
В этом смысле фильм Козинцева "Король Лир", конечно, о XX столетии. Вторая экранизация знаменитой шекспировской пьесы вообще, и первая в истории звукового кино (фильм Козинцева вышел в прокат в 1970 году, сразу за ним последовала картина английского режиссера театра и кино Питера Брука, а через пятнадцать лет свет увидел шедевр Акиры Куросавы, далее трагедия Шекспира дважды была экранизирована уже в 00-х), картина оказалась не просто кинопересказом бытового сюжета о несчастном отце и коварных дочерях, это своеобразное отражение идей о перевороте, происходящем на глазах художника.
В основном действие фильма не выходит за рамки тех, событий, которые описывал Шекспир, собственные идеи Козинцев выражает с помощью деталей и символов, оформление картины оказалось по важности на одной ступени с игрой актеров, что роднит "Короля Лира" с авторским кино. Сильная деталь, которую режиссер использует в конце фильма – пепел, медленно опускающийся на землю и на растерянных, уставших после битвы людей. Все уже свершилось: погибли Лир и Корделия, истребили друг друга Регана и Гонерилья, власть переходит в руки герцога Альбанского, и, скорее всего, молодой Эдгар станет его правой рукой. Пепел – символ пережитых потрясений и неопределенности будущего.
Процесс "ломки" уже происходил в истории и не раз, поэтому эпоха, в которой происходит действие кажется нам параллелью с современностью Козинцева. "Король Лир" оказывается в раннем средневековье – времени, когда молодое христианство только-только завоевало свои позиции в Европе, а старые языческие культы оказались не у дел. В то же время, зритель может увидеть и намеки на более поздний период средних веков, комментируя свое отношение к героям картины в "Голубом экране", Козинцев заявляет, что по крайней мере два персонажа уже смотрят в Возрождение – это Эдгар и Эдмунд. Первый – предок художников, гуманистов, просветителей, второй – средневековый конкистадор, человек, который в эпоху великих открытий одним из первых вступил бы на землю американского континента в поисках золота.
В отличие от экранизации, оригинал пьесы не дает точного представления о времени развития трагедии. Известно, что история, рассказанная Шекспиром в "Короле Лире" не нова и сюжет заимствован у староанглийской легенды, происхождение которой некоторые исследователи относят к V – VI вв., а другие - к моменту завоевания Британии Римлянами (I в н.э.). Шекспир активно использует атрибутику средневековья, однако постоянно ссылается на эпоху Римской империи, в языковом отношении это выражается в виде клятв, обращенных к римским богам. Козинцев вырезает клятвы Юноне и Юпитеру, и вводит сцену венчания Корделии и французского короля на фоне суровой природы и единственного каменного креста (показатель раннего средневековья). С помощью этого приема мы видим не только эпоху, по потрясениям сходную с XX веком, но и находим объяснение многим поступкам героев, в первую очередь, самого Лира. Григорий Козинцев видел именно средневекового короля, и в одной из своих статей рассказал историю всей его жизни, представив его человеком много лет "смотревшим на мир через решетку забрала".
Лир по Козинцеву – воин, проведший молодость и зрелые годы в походах, он завоевывал земли, убивал и грабил, в то же время он был добрым товарищем, полезным и в бою и за чаркой вина, Лира мало интересовала жизнь государства, но, он был любящим отцом. Этот человек привык, что с самой юности его считают богом, дожив до седин, он все еще уверен, что может вершить судьбы других, и не ошибается в своей уверенности, пока имеет власть – главный его инструмент. Лир сочетает в себе все качества человека, обличенного неограниченной властью, он способен быть снисходительным, когда сам того желает, и грозным, устрашающим, когда ему вздумается, он не может себе представить, что кто-то способен перечить ему, человеку – богу!
Подобным образом Козинцев относится к дочерям Лира. По мнению одного из известных шекспироведов, М.М.Морозова, "отказ короля от власти ведет к торжеству злых сил". Для Козинцева же, дочери Лира – это, в первую очередь, плоть от плоти и кровь от крови короля, только унаследовали они разные стороны отцовского характера. Гонерилья и Регана переняли жажду власти, жесткость характера, нередко граничащую с жестокостью (в большей степени Гонерилья), ум и хитрость дворцовой дипломатии, а проще говоря – интриг (в большей степени Регана). Козинцева удивляло и то, сколько пошлости сказано про образ Корделии, почему-то неизменно представляющейся многим божьим одуванчиком. Но ведь Корделия тоже дочь Лира, и, подобно своим сестрам, она частично унаследовала характер отца, а именно, его гордость и смелость. Режиссер утверждает, что именно эта гордость и помешала ей унизиться, подобно сестрам и забыть собственную правду.
Итак, несмотря на то, что фильм действительно претендует на роль носителя глобальной идеи, "Король Лир" - это еще и семейная драма, Григорий Козинцев считал важным, чтобы герои фильма были похожи друг на друга и действительно смотрелись, как одна семья. Это отличает "Короля Лира" от "Гамлета", снятого Козинцевым в 1964 году. В первой киноработе с произведением Шекспира, автора совершенно не волновало "похожа ли Офелия на Полония и можно ли принять Лаэрта за ее брата. Лишь бы каждый из них был на своем месте, а семейные отношения есть и в тексте и в приложениях. Так оно и оказалось на деле: никого их сходство не интересовало".
Что же касается Лира, то здесь автор противоположного мнения:
"…неожиданно для меня, оказалось, что задача в этой трагедии крайне сложная…
дело не только в некоторой схожести, но и в несомненности общей породы. У нас на экране (вне зависимости от исполнения и внешних данных каждого) вышло нечто несоединимое: все три дочери не состоят в родстве друг с другом и не имеют ничего общего с папашей". Критерий "общей породы" был одним из главных, при подборе актеров и заставил режиссера немало помучиться над этой проблемой. Однако самым серьезным испытанием для Козинцева стал поиск самого Лира. По переписке Г.М.Козинцева с друзьями и коллегами по работе можно проследить, насколько мучительным и долгим оказалось это занятие:
Из письма Г.М.Козинцева С.Б. Вирсаладзе. Ленинград 29.10.1968
"Общее положение дел: если бы у нас был такой же Лир, как самый неудачный из костюмов, я был бы счастлив".
На роль Лира в 1968 году едва не был утвержден Н.С.Плотников, сыгравший Ниточкина в кинофильме "Твой современник", через год на эту роль пробовался М.М.Штраух, и еще множество других актеров "без пользы для дела" Козинцев одевал в костюм Лира, пока, наконец, окончательно не утвердил Юри Ярвета. Стоит развеять миф по поводу того, что Ярвет сразу был идеален в образе Лира. Козинцеву пришлось немало поработать с актером, прежде чем он в письме С.Д. Дрейдену напишет: "Артист – Юри Ярвет – просто отличный. У нас таких, пожалуй, нет".
Основной трудностью будущего Лира была замкнутость, и напряженность в манере игры, близкая к неврастеничности, как отмечал сам Козинцев. Такой образ подходил для Лира – изгнанника, забытого собственными дочерьми, но ни как не для короля, привыкшего повелевать. Г.Мери – эстонский литературовед и переводчик, познакомивший Козинцева с Ярветом, оправдывал такой способ исполнения ролей долгим знакомством впечатлительного, меланхоличного Ярвета с режиссурой Пансо – мастера гротескных образов.
Возможно, Мери в итоге оказался прав, поскольку Козинцев добился от Юри Ярвета желаемой манеры исполнения. Сам актер пытался вложить в роль всего себя, помимо отношения к самому сюжету о короле Лире, он высоко ценил требовательность режиссера картины, ту творческую атмосферу, которую удалось создать Козинцеву на съемочной площадке, корректные формы общения, и дисциплину, требовавшуюся от каждого члена съемочной группы.
Единственным исключением, для которого делались послабления с точки зрения дисциплины, был Олег Даль, воплотивший на экране образ шута. Биография этого актера заслуживает отдельного разговора. Козинцев понял внутреннюю трагедию Даля, его неудовлетворенность ролями, окружающей его средой, внутренние противоречия. Пророческими оказались слова режиссера о том, что Даль не жилец, актер умер через 8 лет после кончины самого Козинцева. Но поблажки, которые режиссер давал Олегу Далю, объяснялись отнюдь не жалостью. Козинцеву не хотелось нарушать то естественное для актера внутреннее состояние, которое он передал своему персонажу. Шут Олега Даля получился именно таким, каким его видел Григорий Козинцев: трогательным мальчиком, слабым в своей силе.
Именно Шут стал проводником многих символов, которые режиссер ввел в фильм. Сам он превращается в некий символ и олицетворяет собой все искусство, существующее при тоталитарном режиме. Козинцев надевает на шута собачью шкуру, заковывает его в ошейник и кандалы, селит вместе с собаками на псарне, все ради того, чтобы подчеркнуть, насколько бесчеловечно обращение с искусством. Режиссер и композитор картины (Д.Шостакович), вкладывают в руки шута дудочку и создают под эту роль трогательные мотивы – ради того, чтобы показать, что искусство живо. Шут Козинцева после гибели Корделии ни куда не исчезает, он остается в этом мире, его пинает солдат, проходящий мимо, но он продолжает наигрывать сою мелодию, мелодию, которая через секунду будет сопровождать кадры с Эдгаром, смотрящим в даль со спокойной улыбкой, на что-то, ему лишь ведомое, может на будущее?
Раиса Ханукаева
Век двадцатый - век необычайный.
Чем столетье интересней для историка,
Тем для современника печальней!
Николай Глазков
Нет сомнений в том, что события двадцатого века оставили свой след в кинематографе, их военный грохот слышен во многих фильмах, созданных в эту пору, но некоторые режиссеры видели внешнюю сторону происходящего, они снимали войны и перевороты как таковые, другие же смотрели глубже, и пытались показать процесс разрушения старого мира, его устоев и традиций.
В этом смысле фильм Козинцева "Король Лир", конечно, о XX столетии. Вторая экранизация знаменитой шекспировской пьесы вообще, и первая в истории звукового кино (фильм Козинцева вышел в прокат в 1970 году, сразу за ним последовала картина английского режиссера театра и кино Питера Брука, а через пятнадцать лет свет увидел шедевр Акиры Куросавы, далее трагедия Шекспира дважды была экранизирована уже в 00-х), картина оказалась не просто кинопересказом бытового сюжета о несчастном отце и коварных дочерях, это своеобразное отражение идей о перевороте, происходящем на глазах художника.
В основном действие фильма не выходит за рамки тех, событий, которые описывал Шекспир, собственные идеи Козинцев выражает с помощью деталей и символов, оформление картины оказалось по важности на одной ступени с игрой актеров, что роднит "Короля Лира" с авторским кино. Сильная деталь, которую режиссер использует в конце фильма – пепел, медленно опускающийся на землю и на растерянных, уставших после битвы людей. Все уже свершилось: погибли Лир и Корделия, истребили друг друга Регана и Гонерилья, власть переходит в руки герцога Альбанского, и, скорее всего, молодой Эдгар станет его правой рукой. Пепел – символ пережитых потрясений и неопределенности будущего.
Процесс "ломки" уже происходил в истории и не раз, поэтому эпоха, в которой происходит действие кажется нам параллелью с современностью Козинцева. "Король Лир" оказывается в раннем средневековье – времени, когда молодое христианство только-только завоевало свои позиции в Европе, а старые языческие культы оказались не у дел. В то же время, зритель может увидеть и намеки на более поздний период средних веков, комментируя свое отношение к героям картины в "Голубом экране", Козинцев заявляет, что по крайней мере два персонажа уже смотрят в Возрождение – это Эдгар и Эдмунд. Первый – предок художников, гуманистов, просветителей, второй – средневековый конкистадор, человек, который в эпоху великих открытий одним из первых вступил бы на землю американского континента в поисках золота.
В отличие от экранизации, оригинал пьесы не дает точного представления о времени развития трагедии. Известно, что история, рассказанная Шекспиром в "Короле Лире" не нова и сюжет заимствован у староанглийской легенды, происхождение которой некоторые исследователи относят к V – VI вв., а другие - к моменту завоевания Британии Римлянами (I в н.э.). Шекспир активно использует атрибутику средневековья, однако постоянно ссылается на эпоху Римской империи, в языковом отношении это выражается в виде клятв, обращенных к римским богам. Козинцев вырезает клятвы Юноне и Юпитеру, и вводит сцену венчания Корделии и французского короля на фоне суровой природы и единственного каменного креста (показатель раннего средневековья). С помощью этого приема мы видим не только эпоху, по потрясениям сходную с XX веком, но и находим объяснение многим поступкам героев, в первую очередь, самого Лира. Григорий Козинцев видел именно средневекового короля, и в одной из своих статей рассказал историю всей его жизни, представив его человеком много лет "смотревшим на мир через решетку забрала".
Лир по Козинцеву – воин, проведший молодость и зрелые годы в походах, он завоевывал земли, убивал и грабил, в то же время он был добрым товарищем, полезным и в бою и за чаркой вина, Лира мало интересовала жизнь государства, но, он был любящим отцом. Этот человек привык, что с самой юности его считают богом, дожив до седин, он все еще уверен, что может вершить судьбы других, и не ошибается в своей уверенности, пока имеет власть – главный его инструмент. Лир сочетает в себе все качества человека, обличенного неограниченной властью, он способен быть снисходительным, когда сам того желает, и грозным, устрашающим, когда ему вздумается, он не может себе представить, что кто-то способен перечить ему, человеку – богу!
Подобным образом Козинцев относится к дочерям Лира. По мнению одного из известных шекспироведов, М.М.Морозова, "отказ короля от власти ведет к торжеству злых сил". Для Козинцева же, дочери Лира – это, в первую очередь, плоть от плоти и кровь от крови короля, только унаследовали они разные стороны отцовского характера. Гонерилья и Регана переняли жажду власти, жесткость характера, нередко граничащую с жестокостью (в большей степени Гонерилья), ум и хитрость дворцовой дипломатии, а проще говоря – интриг (в большей степени Регана). Козинцева удивляло и то, сколько пошлости сказано про образ Корделии, почему-то неизменно представляющейся многим божьим одуванчиком. Но ведь Корделия тоже дочь Лира, и, подобно своим сестрам, она частично унаследовала характер отца, а именно, его гордость и смелость. Режиссер утверждает, что именно эта гордость и помешала ей унизиться, подобно сестрам и забыть собственную правду.
Итак, несмотря на то, что фильм действительно претендует на роль носителя глобальной идеи, "Король Лир" - это еще и семейная драма, Григорий Козинцев считал важным, чтобы герои фильма были похожи друг на друга и действительно смотрелись, как одна семья. Это отличает "Короля Лира" от "Гамлета", снятого Козинцевым в 1964 году. В первой киноработе с произведением Шекспира, автора совершенно не волновало "похожа ли Офелия на Полония и можно ли принять Лаэрта за ее брата. Лишь бы каждый из них был на своем месте, а семейные отношения есть и в тексте и в приложениях. Так оно и оказалось на деле: никого их сходство не интересовало".
Что же касается Лира, то здесь автор противоположного мнения:
"…неожиданно для меня, оказалось, что задача в этой трагедии крайне сложная…
дело не только в некоторой схожести, но и в несомненности общей породы. У нас на экране (вне зависимости от исполнения и внешних данных каждого) вышло нечто несоединимое: все три дочери не состоят в родстве друг с другом и не имеют ничего общего с папашей". Критерий "общей породы" был одним из главных, при подборе актеров и заставил режиссера немало помучиться над этой проблемой. Однако самым серьезным испытанием для Козинцева стал поиск самого Лира. По переписке Г.М.Козинцева с друзьями и коллегами по работе можно проследить, насколько мучительным и долгим оказалось это занятие:
Из письма Г.М.Козинцева С.Б. Вирсаладзе. Ленинград 29.10.1968
"Общее положение дел: если бы у нас был такой же Лир, как самый неудачный из костюмов, я был бы счастлив".
На роль Лира в 1968 году едва не был утвержден Н.С.Плотников, сыгравший Ниточкина в кинофильме "Твой современник", через год на эту роль пробовался М.М.Штраух, и еще множество других актеров "без пользы для дела" Козинцев одевал в костюм Лира, пока, наконец, окончательно не утвердил Юри Ярвета. Стоит развеять миф по поводу того, что Ярвет сразу был идеален в образе Лира. Козинцеву пришлось немало поработать с актером, прежде чем он в письме С.Д. Дрейдену напишет: "Артист – Юри Ярвет – просто отличный. У нас таких, пожалуй, нет".
Основной трудностью будущего Лира была замкнутость, и напряженность в манере игры, близкая к неврастеничности, как отмечал сам Козинцев. Такой образ подходил для Лира – изгнанника, забытого собственными дочерьми, но ни как не для короля, привыкшего повелевать. Г.Мери – эстонский литературовед и переводчик, познакомивший Козинцева с Ярветом, оправдывал такой способ исполнения ролей долгим знакомством впечатлительного, меланхоличного Ярвета с режиссурой Пансо – мастера гротескных образов.
Возможно, Мери в итоге оказался прав, поскольку Козинцев добился от Юри Ярвета желаемой манеры исполнения. Сам актер пытался вложить в роль всего себя, помимо отношения к самому сюжету о короле Лире, он высоко ценил требовательность режиссера картины, ту творческую атмосферу, которую удалось создать Козинцеву на съемочной площадке, корректные формы общения, и дисциплину, требовавшуюся от каждого члена съемочной группы.
Единственным исключением, для которого делались послабления с точки зрения дисциплины, был Олег Даль, воплотивший на экране образ шута. Биография этого актера заслуживает отдельного разговора. Козинцев понял внутреннюю трагедию Даля, его неудовлетворенность ролями, окружающей его средой, внутренние противоречия. Пророческими оказались слова режиссера о том, что Даль не жилец, актер умер через 8 лет после кончины самого Козинцева. Но поблажки, которые режиссер давал Олегу Далю, объяснялись отнюдь не жалостью. Козинцеву не хотелось нарушать то естественное для актера внутреннее состояние, которое он передал своему персонажу. Шут Олега Даля получился именно таким, каким его видел Григорий Козинцев: трогательным мальчиком, слабым в своей силе.
Именно Шут стал проводником многих символов, которые режиссер ввел в фильм. Сам он превращается в некий символ и олицетворяет собой все искусство, существующее при тоталитарном режиме. Козинцев надевает на шута собачью шкуру, заковывает его в ошейник и кандалы, селит вместе с собаками на псарне, все ради того, чтобы подчеркнуть, насколько бесчеловечно обращение с искусством. Режиссер и композитор картины (Д.Шостакович), вкладывают в руки шута дудочку и создают под эту роль трогательные мотивы – ради того, чтобы показать, что искусство живо. Шут Козинцева после гибели Корделии ни куда не исчезает, он остается в этом мире, его пинает солдат, проходящий мимо, но он продолжает наигрывать сою мелодию, мелодию, которая через секунду будет сопровождать кадры с Эдгаром, смотрящим в даль со спокойной улыбкой, на что-то, ему лишь ведомое, может на будущее?
Раиса Ханукаева