Журналу ArtРЕПРИЗА согласилась дать интервью Светлана Конеген, критик, журналист, телеведущая, интересная и общительная женщина. Беседа безусловно не обошлась без Дуси, любимицы героини сегодняшнего разговора.Константин Горелов: Добрый день, Светлана. Рад, что Вы согласились дать интервью нашему журналу.
Светлана Конеген: Здравствуйте, Константин.
К.Г.: Перейдем, пожалуй, сразу к беседе. На мой взгляд, искусство на данном этапе развития находится в несколько упадочном состоянии.
С.К.: Не обобщайте. Смотря какое искусство.
К.Г.: Допустим, современное.
С.К.: Не знаю, в чем заключаются ваши претензии к нему, но в целом современное искусство чувствует себя вполне неплохо. Да, рынок находится сейчас не в лучшем состоянии, но мы ведь с вами говорим не про это? Да, многие галеристы и кураторы позволяют себе поворчать и жалуются на то, что практически нет новых имен, но ведь на то они и галеристы!.. Говоря о тех художниках, которые чувствуют себя сегодня наиболее комфортно, мне трудно выделить кого-то из них, поскольку есть огромный круг друзей и знакомых, кого не хотелось бы просто обижать или, наоборот, перехваливать. Но в любом случае, для меня наиболее интересная зона так или иначе связана с современным изобразительным искусством. Оно зарождалось еще на рубеже 90-х годов на моих же собственных глазах и не без моего участия в качестве культуролога. Оно вполне неплохо процветает и развивается по сей день. Да, естественно к нему предъявляются определенные претензии. Кураторы жалуются, что мало свежей крови, мало свежих имен. Сложно складываются взаимоотношения с западным рынком. Но это уже детали, которые должны разбирать специалисты. И я думаю, что говорить об упадке в принципе не уместно.
К.Г.: С живописью все понятно. Но как вы смотрите на современную литературу?
С.К.: В ней тоже есть достаточно большое количество очень ярких имен, многих из которых я узнала в последнее десятилетие, многих я знаю уже двадцать лет, если не больше. Мне по-прежнему интересно их читать, интересно читать Владимира Георгиевича Сорокина, нашего старейшего литературного "монстра" Юрия Мамлеева, талант которого по-прежнему не истощен. Леонид Юзефович, Захар Прилепин, чей роман "Грех" совсем недавно получил премию Супернацбест… В конце концов, лауреат "Букера" Михаил Елизаров. Я могу называть десятки имен.
К.Г.: Кто, по-вашему, из современных авторов, допустим, вами еще пока не названных или названных – не имеет значения, смог бы занять место на полке классической литературы и остаться в классике?
С.К.: Я думаю, что те имена, которые я перечислила, они уже являются нашей национальной литературной традицией. Я их поэтому и перечисляю, поскольку для меня это - имена безусловные.
К.Г.: Ах! Сейчас ни к месту скажу! Еще в своей молодости я смотрел по телевизору вашу программу "Деликатесы". И до одури интересно узнать, как эта программа вообще зарождалась?
С.К.: Как многие и другие вещи на телевидении она появилась на свет вполне спонтанно. Сейчас даже не особо интересно вспоминать, как именно она родилась. Важны результаты. А в конечном итоге она обрела статус одной из самых легендарных программ отечественного ТВ. Понятно, что это был результат наших совместных творческих усилий с моим режиссером, которого зовут Валерий Белов. Мы с ним работали лет 13 точно на самых разных телевизионных проектах, включая и "Деликатесы". Мы начали работать, если не ошибаюсь, в 96-ом году, когда канал НТВ расширялся, требовались новые проекты и новые люди. Меня, как человека, не смотревшего в ни один телевизор, поставили перед фактом, что у нас будет проект "Сладкая жизнь". Вы, наверное, уже не помните тогдашнего телевидения, такого, постсоветского, когда оно было наследником советского. Удивительно протухшее, малоинтересное зрелище, когда в экране сидели тетеньки в мохеровых кофтах и что-то пафосно вещали совершенно не человеческим языком. И мы на их жалком фоне сделали тогда почти революцию. Тот образ, который я задала в нашем проекте, образ "монстра" - не то человека, не то анимационного персонажа.
Да! Образ не то бабы, не то мужика. Да, нет! И не человека вовсе! Это был больше образ мультяшного персонажа, который обсуждал тогда нарождавшуюся в столице светскую жизнь. Могу сказать, что там было немало смешного, и вообще был очень удачный проект, очень ироничный, местами жесткий, издевательский. НТВ было довольно.
К.Г.: Боже, до сих пор забыть не могу вашу первую реплику в самом начале передачи: "Здравствуйте! С вами программа "Деликатесы"!". Невозможно это забыть.
С.К.: Мы только-только успели выйти на экран, и через неделю только ленивый не брал у меня интервью. Впрочем, моя жизнь с тех пор не так уж и изменилась.
К.Г.: Вы учились в Санкт-Петербургском Университете. На кафедре классической филологии…
С.К.: Это довольно специфическое место. Предмет изучения – это античные языки, античная культура. Конечно, это дало мне некий базис, после которого можно было уже заниматься чем угодно. Атмосфера напоминала больше монастырь со своим жестким уставом, дрессура была тоже довольно специфична. В этом смысле мы отличались от наших друзей, учившихся на славистике или на английском, которые в основном развлекались пьянством и мелкой спекуляцией. Мажоры тогда были очень популярны.
К.Г.: Сейчас не менее они популярны.
С.К.: Возможно… Вам виднее. Но то студенческое время было чудесным. Кафедра классической филологии считалась одной из самых наиболее фундаментальных и серьезных. Я родилась в академической семье. И университет для меня был вполне естественным местом обитания. Другое дело, что университету предшествовала учеба в средней художественной школе при Академии художеств, славившейся своими буйными и отвязными, богемными нравами. Таким образом, школа составила некий контраст по сравнению с университетом.Так я, наверное, всю жизнь и разрываюсь между академизмом и безобразием.
К.Г.: Журналистика когда-нибудь была подцелью в вашей жизни? Вы стремились попасть в эту среду?
С.К.: Знаете, журналистика никогда не была целью моей жизни. Но мне приходилось в жизни заниматься очень и очень многим. Началось все еще с юности, с увлечения тогдашним андеграундом. Где-то на первом-втором курсе я уже начала активную, бурную жизнь с тогдашним питерским андеграундом, который существенно отличался от московского. Московский всегда был более сытым и мажористым. А в Питере писателям и поэтам хватало лишь на бутылку портвейна. Вперемешку, естественно, с водкой. Однако именно тогда мне довелось познакомиться с такими мощными людьми, как Кривулин, Елена Шварц, Владимир Уфлянд, Евгений Рейн… Благодаря этому начались какие-то активные контакты и с московским андеграундом. Тогда было важно для обеих традиций, питерской и московской, приезжая друг к другу, устраивать совместные чтения, конференции, акции. Так в журналистику меня и затянуло, как началось увлечение в ту пору современным андеграундным искусством. Поскольку мне приходилось читать много разного критического материала, участвовать в конференциях, так и началась эта жизнь. Приходилось достаточно выступать и за границей. Думаю, я бы так и осталась вполне приличным критиком, если б меня случайно не занесло на это глупое, вульгарное телевидение… Видите, как легко опошлить собственную жизнь?!
К.Г.: Когда вас пригласили на телевидение, вы сразу согласились?
С.К.: Я не восприняла это всерьез. Я никогда не интересовалась телевидением. Но было бы странным не согласиться. Я - человек, которому интересны самые разные занятия и самые разные сферы деятельности. Я позволяю себе всегда расширять круг своих интересов и заниматься очень разными экспериментами. Было бы глупо не попробовать еще и это. Плюс ко всему на тот момент я поставила себе методологически вполне авангардные цели и задачи. И, как видите, они сработали! Тем более, что на тот момент телевидение было в более лучшем состоянии, чем оно находится сегодня. Сейчас это - отстойник. Сейчас молодежь вообще практически не смотрит ТВ. Им попросту западло смотреть телевизор, если они не живут в какой-нибудь глубинке, где им больше в принципе нечем заняться. Телевидение сегодня момент стало чем-то непристойным. А в ту пору это была неплохая экспериментальная зона, на которой работали люди, действительно личности, люди по-настоящему творческие, люди, которые реально могли повлиять на общественное мнение. Сейчас таких нет.
К.Г.: Вы работали во многих сферах: на радио, в газете, на ТВ…
С.К.: Да уж, где я только не работала!..
К.Г.: Где больше всего понравилось? Что оставило хорошие впечатления?
С.К.: Мне всегда было интереснее работать на телевидении. Повторюсь, на тогдашнем телевидении. Можно было заниматься самореализацией. То, что невозможно представить себе сейчас. На радио всегда нравилось работать несколько меньше…
К.Г.: Газету, полагаю, можно отмести сразу. Работа в газете, на мой взгляд, не имеет никакой отдачи. Нужно быть, возможно, клерком, погруженным лишь в бытовую жизнь…
С.К.: Да, газета для меня сегодня – тоже рутина…Хотя в свое время мне приходилось писать во все ведущие издания страны.
К.Г.: Вам, как я понимаю, больше нравится писательство, нежели журналистика.
С.К.: Да, я получаю удовольствие от самого процесса письма.
К.Г.: Писательство как понятие, выражающее цель глобальную, мне гораздо ближе и интереснее. Я сам не выношу на дух журналистику, как понятие, как сферу, как вид образования и деятельности.
Знаю, что вы очень любите Италию. Ваш муж, он тоже итальянец. Расскажите, пожалуйста, об этой стране. Какова она вам на вкус?
С.К.: Здесь я не могу почувствовать и пережить даже крошечную часть того, что я могу увидеть и пережить в Италии! Вообще, коротко говорить об Италии – это смешно. Это длинный и бесконечный разговор. И не удивительно, что многие русские на каком-то глубинном уровне чувства и понимания, на уровне, связанным с определенными кодами национального сознания, ощущают свою близость именно к этой нации.
К.Г.: Почему близкая, почему далекая?
С.К.: Для русского человека Италия является, наверное, неким прообразом рая на Земле. Русская жизнь очень специфична. В России, особенно в Москве, мы всю жизнь проживаем так, как будто мы на передовой, на фронте. Здесь вся наша жизнь воспринимается как бесконечный бой, когда необходимо любыми способами, адскими усилиями выживать. Не удивительно, что большую часть жизни мы проживаем в депрессии. И когда ты оказываешься в Италии, то вдруг начинаешь с удивительной остротой ощущать, что именно ты в этой жизни теряешь. Она для русского человека, как последняя надежда! В отличие от нас, русских, итальянцы откровенно гедонистичны. Они любят и умеют пожить. Они с поразительной легкостью справляются с какими-то своими проблемами, стараясь попросту не обращать на них никакого внимания. Для них жизнь, это – жизнь, а не гонки на выживание. Я, по-моему, никогда не видела итальянцев, пребывающих в депрессии или в дурном настроении. Это их радикально отличает от русских. Или от тех же немцев, которые, кстати, являются очень депрессивной нацией.
К.Г.: Хотя там процветающее современное искусство. А где вам больше нравится? В России или в Италии?
С.К.: Вопрос довольно сложный. У меня есть друг, Андрей Бильжо. Он художник, ресторатор, автор всяких разных книжек, который по первому образованию психиатр. Он устроил свою жизнь таким образом, что когда ему уже невмоготу пребывание в Москве, то он сразу берет и скоренько уматывает в Италию. И я стараюсь поступать приблизительно так же, так как с годами накапливается усталость от московской жизни. И я думаю, что Италия – это страна исхода для многих из нас. Во всяком случае, для меня – точно.
*Примерно последние минут семь-восемь возле меня терся один из питомцев Светланы*
К.Г.: Ой, а кто это? Дуся или Груша? Все никак не могу запомнить. Дуся рыжая?
С.К.: Да – Дуся - абрикосовая, а серебристая – Груша.
К.Г.: Значит, запомнил. Из детства есть яркие воспоминания? Скучаете о чем-нибудь оставшемся в детстве?
С.К.: Нет. Хотя у меня по-настоящему счастливое детство, проведенное в академическом поселке под городом Ленинградом. Там были дети профессоров, такие же, как и я. *Смеется* Нормальное детство с велосипедом и игрой в каких-нибудь индейцев и в прочую фигню. Счастливое детство без особых травмирующих всплесков. Я ни по чему не скучаю и чувство ностальгии мне совершенно не свойственно. Я не скучаю по вчерашнему дню, не скучаю по тому, что было десять лет назад, тем более, по тому, что было двадцать лет назад. Я из тех людей, кто предпочитает смотреть…
К.Г.: Вперед.
С.К.: Да, вперед! Не люблю возвращаться к старым друзьям, к друзьям детства и юности, которых у меня почти не осталось. Есть, конечно, пару человек. Свои старые тексты никогда не перечитываю. Представляю, какое бы это было разочарование. За последние двадцать-двадцать пять лет у меня были друзья уже в зрелом возрасте, которым я во многом благодарна за свое развитие. От этих друзей, конечно, я не открещиваюсь. Остальные просто мне не интересны. Тоскливо и скучно вспоминать школу, несмотря на то, что школьная жизнь было довольно бурной. С большинством моих нынешних друзей встретились лет двадцать назад, когда все уже были взрослыми. Но самый важный человек в моей жизни – это Дмитрий Александрович Пригов, которого уже с нами нет. Он и по сей день для меня - самый близкий друг.
Константин Горелов
Фотографии предоставлены Светланой Конеген