Заглянем в лицо трагедии. Увидим ее морщины,
ее горбоносый профиль, подбородок мужчины.
Услышим ее контральто с нотками чертовщины:
хриплая ария следствия громче, чем писк причины.
Здравствуй, трагедия! Давно тебя не видали.
Привет, оборотная сторона медали.
Рассмотрим подробно твои детали.
И.Бродский
Завораживающая, леденящая душу, многогранная интерпретация древнегреческого мифа о мстительной дочери колхидского царя Ээта –это спектакль Камы Гинкаса "Медея" в МТЮЗе и, пожалуй, одна из самых необычных постановок, что мне удалось созерцать на сцене старейшего театра Москвы. Свет в зале не успел потухнуть, зрители еще поудобнее устраиваются в креслах, изучая программки, а я уже сталкиваюсь с первой интригой, подготовленной художником Сергеем Бархиным, с невероятными декорациями. Они представляют собой пространство, стилизованное под убогую хрущевскую коммуналку – стены, с потрескавшейся голубой плиткой, куча пустых бутылок, хаотично расставленных вдоль сцены, раковина и допотопная газовая плита - то, куда госпожа Трагедия беспощадно выкинула главную героиню, на "окраину" жизни. Ничего примечательного, если бы не вздымающиеся ввысь ступени песочного оазиса посередине, резко контрастирующие с пошлым бытом, и главный элемент декораций – вода. Вода повсюду, вода, являющаяся символом изменчивости и непостоянства, возможно, олицетворяет всю богатую палитру эмоций Медеи (Екатерина Карпушина), от местами непоколебимого спокойствия, словно перед бурей, до мучительных душевных терзаний, выражающихся в почти пугающих истериях главной героини. Сильная задумка, как мне кажется, полностью реализовала свой функциональный потенциал и произвела должный эффект, что подтверждают бурные овации зрительного зала, когда Медея разжигает на зеркальной глади пламя огня.
История жаждущей мести бывшей жены царя Ясона (Игорь Гордин) стара как мир, но Гинкас подарил новое дыхание мифу, делая упор не столь на ужасающей натуре Медеи, на притягивающем воплощении зла, достигшего своего апогея, а выведя на первый план тему отношений мужчины и женщины, для которых прошлое - безумное, сильное чувство, а настоящее - испепеляющая все светлое ненависть. Режиссер проводит различимую невооруженным глазом параллель с современностью, указывает на актуальность и незыблемость мотива, намеренно выбирая для героев осовремененный "гардероб" : облачив царя Креонта (Игорь Ясулович, народный артист РФ) и Ясона в строгие костюмы с галстуками, а Медею изобразив эдакой бунтаркой с растрепанной копной и сумкой-ремнем на бедрах. Он как будто бы говорит: "Узнаешь ли ты в них себя?"
Важной составляющей спектакля является хитрое переплетение текстов французского драматурга Жана Ануя, как основы, с переводами Иосифа Бродского хоров из "Медеи" Еврипида и нестареющим стихотворением "Портретом Трагедии", строки из которого, с такой экспрессией и силой выдает убедительная Карпушина. И действительно, пожалуй, то, что больше всего поразило меня - это бесподобная Екатерина Валерьевна, которая необычайно органично смотрелась в роли разъяренной фурии: невероятная изматывающая самоотдача вкупе с бешеной энергетикой, и на мой субъективный взгляд, она талантливо раскрыла образ Медеи, обнажив все потаенные стороны этой темной души. Зритель постоянно находится в состоянии томительного ожидания, необременительного, но сладкого напряжения. Наблюдая за тем, как актриса с хрипотцой и надрывом твердит мужу о своих злодеяниях, сотворенных ею ради него, ради их казалось бы нерушимой любви, а затем резко переходит на размеренную почти равнодушную речь, на тихий отчаянный шепот, как-то непроизвольно восхищаешься такой богатой амплитудой эмоциональных состояний: то перед нами мечущаяся в ярости ревнивица, то умоляющая, покорная, любящая женщина. Если эта свободолюбивая эгоистичная "кошка" вообще может покориться, и умеет любить.
Каждый зритель находит в спектакле близкую для себя сцену, ту, что он прочувствовал наиболее остро, что зацепила его наиболее сильно. Для меня, без сомнений, это монолог Ясона, в котором он искренне, не пытаясь ничего утаить, рассказывает всю историю любви между ним и Медеей. Нет, это не отчаянье, не сожаление, это бередящие душу воспоминания о страсти, которая зарождается стремительно, протекает на одном дыхании, а заканчивается губительно. Но возникает единожды. "Если я скажу, что готова измениться, ты поверишь?" - спросит Она. Ответ очевиден, и Он сокрушенно качает головой. Она не изменится, такие как она рождены не для тихой семейной жизни, которую ищет Ясон, вступая в брак с дочерью Креонта.
Но Медея, как олицетворение непостоянного темпераментного импульсивного типа женщин, не смирится, и не сможет отпустить. Для нее немыслима жизнь без единственного, выбранного ею, и она не дает шанса на счастье и ему. Из мифа мы знаем, что она послала сопернице пропитанное ядом одеяние, которое сожгло Главку (дочь Креонта) заживо. Окончательное осознание, что перед нами душа Аида, приходит в кульминационный момент, явившийся вершиной греховности Медеи – она хладнокровно убивает своих детей. В этот момент в зале идеальная, мертвая тишина, никто не осмеливается ни закашлять, ни скрипнуть креслом. И пусть дети - это пластиковые куклы, а их трупы "заботливо" укладываются матерью в прозрачные лотки, картина не теряет своей реалистичности, и в глазах у своих соседей ловлю неподдельный трепет и застывший ужас.
Вольтер говорил о том, что "занимательность трагедии основывается на пробуждении чувства жалости и ужаса", и в этом смысле "Медея" - совершенная трагедия.
Спектакль получился довольно динамичным, несмотря на длинные диалоги, высокопарные фразы из уст героев и минимум действия. Безусловно, это постановка "на любителя", не каждый готов принять классические античные мифы, в такой неожиданной концептуальной обработке, но нужно отдать должное мастерству актерского состава. И даже местами чуть затянутые сцены объяснений, нецензурная ругань героини Карпушиной, которая, признаюсь, все же резала слух, и финал, оставляющий чувство незавершенности, дающий зрителю возможность самому поставить точку там, где его настигнет итог собственных размышлений на заданные Гинкасом темы - все это не помешало режиссеру сотворить действо, не оставляющее равнодушным ни одного человека в зале. Аплодисменты, стоя. Измученные улыбки актеров. "Добрый вечер, трагедия с героями и богами".
Кристина Габисова
еще рецензия
ее горбоносый профиль, подбородок мужчины.
Услышим ее контральто с нотками чертовщины:
хриплая ария следствия громче, чем писк причины.
Здравствуй, трагедия! Давно тебя не видали.
Привет, оборотная сторона медали.
Рассмотрим подробно твои детали.
И.Бродский
Завораживающая, леденящая душу, многогранная интерпретация древнегреческого мифа о мстительной дочери колхидского царя Ээта –это спектакль Камы Гинкаса "Медея" в МТЮЗе и, пожалуй, одна из самых необычных постановок, что мне удалось созерцать на сцене старейшего театра Москвы. Свет в зале не успел потухнуть, зрители еще поудобнее устраиваются в креслах, изучая программки, а я уже сталкиваюсь с первой интригой, подготовленной художником Сергеем Бархиным, с невероятными декорациями. Они представляют собой пространство, стилизованное под убогую хрущевскую коммуналку – стены, с потрескавшейся голубой плиткой, куча пустых бутылок, хаотично расставленных вдоль сцены, раковина и допотопная газовая плита - то, куда госпожа Трагедия беспощадно выкинула главную героиню, на "окраину" жизни. Ничего примечательного, если бы не вздымающиеся ввысь ступени песочного оазиса посередине, резко контрастирующие с пошлым бытом, и главный элемент декораций – вода. Вода повсюду, вода, являющаяся символом изменчивости и непостоянства, возможно, олицетворяет всю богатую палитру эмоций Медеи (Екатерина Карпушина), от местами непоколебимого спокойствия, словно перед бурей, до мучительных душевных терзаний, выражающихся в почти пугающих истериях главной героини. Сильная задумка, как мне кажется, полностью реализовала свой функциональный потенциал и произвела должный эффект, что подтверждают бурные овации зрительного зала, когда Медея разжигает на зеркальной глади пламя огня.
История жаждущей мести бывшей жены царя Ясона (Игорь Гордин) стара как мир, но Гинкас подарил новое дыхание мифу, делая упор не столь на ужасающей натуре Медеи, на притягивающем воплощении зла, достигшего своего апогея, а выведя на первый план тему отношений мужчины и женщины, для которых прошлое - безумное, сильное чувство, а настоящее - испепеляющая все светлое ненависть. Режиссер проводит различимую невооруженным глазом параллель с современностью, указывает на актуальность и незыблемость мотива, намеренно выбирая для героев осовремененный "гардероб" : облачив царя Креонта (Игорь Ясулович, народный артист РФ) и Ясона в строгие костюмы с галстуками, а Медею изобразив эдакой бунтаркой с растрепанной копной и сумкой-ремнем на бедрах. Он как будто бы говорит: "Узнаешь ли ты в них себя?"
Важной составляющей спектакля является хитрое переплетение текстов французского драматурга Жана Ануя, как основы, с переводами Иосифа Бродского хоров из "Медеи" Еврипида и нестареющим стихотворением "Портретом Трагедии", строки из которого, с такой экспрессией и силой выдает убедительная Карпушина. И действительно, пожалуй, то, что больше всего поразило меня - это бесподобная Екатерина Валерьевна, которая необычайно органично смотрелась в роли разъяренной фурии: невероятная изматывающая самоотдача вкупе с бешеной энергетикой, и на мой субъективный взгляд, она талантливо раскрыла образ Медеи, обнажив все потаенные стороны этой темной души. Зритель постоянно находится в состоянии томительного ожидания, необременительного, но сладкого напряжения. Наблюдая за тем, как актриса с хрипотцой и надрывом твердит мужу о своих злодеяниях, сотворенных ею ради него, ради их казалось бы нерушимой любви, а затем резко переходит на размеренную почти равнодушную речь, на тихий отчаянный шепот, как-то непроизвольно восхищаешься такой богатой амплитудой эмоциональных состояний: то перед нами мечущаяся в ярости ревнивица, то умоляющая, покорная, любящая женщина. Если эта свободолюбивая эгоистичная "кошка" вообще может покориться, и умеет любить.
Каждый зритель находит в спектакле близкую для себя сцену, ту, что он прочувствовал наиболее остро, что зацепила его наиболее сильно. Для меня, без сомнений, это монолог Ясона, в котором он искренне, не пытаясь ничего утаить, рассказывает всю историю любви между ним и Медеей. Нет, это не отчаянье, не сожаление, это бередящие душу воспоминания о страсти, которая зарождается стремительно, протекает на одном дыхании, а заканчивается губительно. Но возникает единожды. "Если я скажу, что готова измениться, ты поверишь?" - спросит Она. Ответ очевиден, и Он сокрушенно качает головой. Она не изменится, такие как она рождены не для тихой семейной жизни, которую ищет Ясон, вступая в брак с дочерью Креонта.
Но Медея, как олицетворение непостоянного темпераментного импульсивного типа женщин, не смирится, и не сможет отпустить. Для нее немыслима жизнь без единственного, выбранного ею, и она не дает шанса на счастье и ему. Из мифа мы знаем, что она послала сопернице пропитанное ядом одеяние, которое сожгло Главку (дочь Креонта) заживо. Окончательное осознание, что перед нами душа Аида, приходит в кульминационный момент, явившийся вершиной греховности Медеи – она хладнокровно убивает своих детей. В этот момент в зале идеальная, мертвая тишина, никто не осмеливается ни закашлять, ни скрипнуть креслом. И пусть дети - это пластиковые куклы, а их трупы "заботливо" укладываются матерью в прозрачные лотки, картина не теряет своей реалистичности, и в глазах у своих соседей ловлю неподдельный трепет и застывший ужас.
Вольтер говорил о том, что "занимательность трагедии основывается на пробуждении чувства жалости и ужаса", и в этом смысле "Медея" - совершенная трагедия.
Спектакль получился довольно динамичным, несмотря на длинные диалоги, высокопарные фразы из уст героев и минимум действия. Безусловно, это постановка "на любителя", не каждый готов принять классические античные мифы, в такой неожиданной концептуальной обработке, но нужно отдать должное мастерству актерского состава. И даже местами чуть затянутые сцены объяснений, нецензурная ругань героини Карпушиной, которая, признаюсь, все же резала слух, и финал, оставляющий чувство незавершенности, дающий зрителю возможность самому поставить точку там, где его настигнет итог собственных размышлений на заданные Гинкасом темы - все это не помешало режиссеру сотворить действо, не оставляющее равнодушным ни одного человека в зале. Аплодисменты, стоя. Измученные улыбки актеров. "Добрый вечер, трагедия с героями и богами".
Кристина Габисова
еще рецензия