Теперь каждый раз, стоит только зайти в аэропорт, меня начинает преследовать странное чувство неопределенности. Неизвестности конечного пункта назначения, следующей секунды или жизненной безысходности. В любом случае, чувство, будто я вернусь однажды туда, где действительно нашла когда-то себя, не оставляет меня ни на секунду.
А через окно - много-много человечков бросают твой, и еще чей-то, багаж в хвост железного воздушного гиганта, в сотый раз взмоющего в воздух через некоторое время, на этот раз уже взяв тебя с собой. И все они кажутся голограммой сквозь запотевшее от утреннего тумана окно. Людей вокруг так много и все толкают друг друга в тесной суматохе меняющихся рейсов. Сквозь затуманенное сознание всплывают картины, отбрасывающие снова в прошлое. И все это кажется таким быстрым, приближающимся и в то же время неоспоримо далеким.
Длинные очереди в кафе, неопределенная растерянность в глазах. Аэропорт живет своей жизнью; впитывает чувства проходящих ежедневно через него пассажиров, торопящихся, спешащих, запутавшихся в собственных желаниях, покидающих родину людей.
Я бы хотела, чтобы мне скорее было 18. Независимость слишком приторное чувство, чтобы не думать о нем каждую секунду. И слишком притворное, чтобы оправдывать ожидания.
Люблю это неповторимое мое чувство последнего момента. Иллюминаторы, унылые виды. На дождливых площадях аэродрома завершающая суматоха. И уже про себя я выбираю будущую жертву вечерних размышлений в отмеченных на карте не мной отелей, лунных улочек, наслаждений устрицами и жизни моментом.
Скоро мы попрощаемся. Попрощаемся навсегда. Может измениться все: дата, время, рейс, самолет, планета, ты...никогда не поменяется идея, задуманная на претворение в жизнь.
Даже в уродливом русском акценте проводниц есть что-то особенно приятное, вызывающее лучи радости, несмотря на потоки отвращения к русским туристам, затаривающихся спиртосодержащим в dute free. В самой атмосфере ожидания есть что-то магически завораживающее. Кажется, будто время в такие моменты становится тягучим, мягким, невесомым, неуловимо-непостоянным.
Entrance A.
То самое чувство, наполняющее изнутри и вводящее в блаженное неведение. Облачное море под, клочками отбрасывает брызги облаков над. А где-то вдали линия облачного горизонта. С привычного ракурса небо кажется чем-то недостижимо далеким, раскидавшим по всему мутному полотну небесного пространства свои облачные джунгли. А здесь, сквозь белые рамы запотевших иллюминаторов, оно спокойно, свободно и безгранично. Без рамок, сковывающих все вокруг, без идеальных представлений, принимающее причудливые непонятные формы, чистое и понятное, загадочное и непостижимое, близкое и неописуемо далекое.
Walking on sunshine.
Гул, шум приезжающих машин, итальянец Tamarо и второй день двухнедельного брейка. On my way to Venice. Венеция - даже в одном этом слове, собрании из различных тридцати трех букв, рождается представление о самом неповторимом городе во всей вселенной. Неописуемее Венеции, пожалуй, был бы город, построенный в воздухе. Мосты, галантные итальяно и ни одной прямой улицы; затопленная площадь и собор святого Марка; яркие впечатления и море, рождающее эмоции - Венеция. Фигура мальчика с лягушкой, построенная когда-то перед зданием таможни американским архитектором, которого гондольеры называют между собой "мальчиком с презервативом". Чудные гондольеры, шампанское и непрекращающийся говор, видимо, долго молчавшей рядом со мной девушки. И даже несмотря на то, что все, что я успевала - это вдыхать венецианский воздух свободы и туристической вакханалии, поднимая глаза к чистому небу, балкончикам в стиле барокко и аристократическим квартирам, когда-то так тщательно маскирующихся под человеческое место жительства, неповторимое чувство легкости встречного ветра, улыбки местных гондольеров в полосатых рубашках итальянского покроя, часы на главной площади , объявляющие время обеда, атмосфера независимости чудным образом сочетающаяся с сувенирными лавочками вдоль берега, вином к мясу или мясом к вину, несколько свободных часов, считающихся роскошью для туристических лягушек, слушающих неумелого экскурсовода, разинув рты и все равно не запоминающих ни единого целого предложения-все это навевает чувство отчужденности от известных давящих проблем, атмосферы больших городов и беспокойных будней. Маски, повсюду маски, ожидающие своего перфоманса, разных форм, размеров и эмоций. Провинциалы, скупающие их в массовом порядке, видимо, желающие почувствовать себя звездами самого известного фестиваля в венецианском Голливуде.
Бедность начинает преследовать, тараща мертвые глаза безвыходного будущего, стоит начать считать копейки.
Время летит незаметно сквозь нереальное пространство несуществующих дорог. Горы через окно, скучающие лица, спешащая утренняя автострада и день третий – move on to Florence.
Многообещающая программа девушки с великолепным итальянским и хромающим русским, апеннинские массивы, приближающиеся границы городов.
"Юг-это соблазнитель. Прогоняющий мысли и заставляющий царить фантазию".
Я вижу, как поднимается солнце. Величаво выплывая из-за горы, оно наполняет холодным светом все вокруг. Небо принадлежит ему. Красное, туманное, похожее на тонкую работу знающего мастера заполняет пространство, делая утро непередаваемо прекрасным в этой южной, усталой от морского ветра стране. Огромный шар за контуром горизонта Апеннинского хребта, своим появлением пробуждая самые тонкие чувства в самых истощенных душах.
Может быть кто-то давным-давно или еще вчера так же, как и я, сидя за столиком на террасе опустевшей гостиницы смотрел на рассвет и, возможно, представлял, как и в это навевающее тонкую печаль времени и воспоминаний утро, много веков назад была только чистая природа, корабли и открытый выход к морю у подножия сияющего в лучах мира. А шар, тем временем, поднимался сквозь космическое пространство, оставляя след на галактическом полотне вселенной, давая начало новой цивилизации.
День четвертый - автобус. Ожидание длиною в семьсот километров и тонкая полоска самолюбия, пока не дающая трещину во мраке путешествий, протянулась в самые потаенные тайны моего сознания.
Марина Бочарова
А через окно - много-много человечков бросают твой, и еще чей-то, багаж в хвост железного воздушного гиганта, в сотый раз взмоющего в воздух через некоторое время, на этот раз уже взяв тебя с собой. И все они кажутся голограммой сквозь запотевшее от утреннего тумана окно. Людей вокруг так много и все толкают друг друга в тесной суматохе меняющихся рейсов. Сквозь затуманенное сознание всплывают картины, отбрасывающие снова в прошлое. И все это кажется таким быстрым, приближающимся и в то же время неоспоримо далеким.
Длинные очереди в кафе, неопределенная растерянность в глазах. Аэропорт живет своей жизнью; впитывает чувства проходящих ежедневно через него пассажиров, торопящихся, спешащих, запутавшихся в собственных желаниях, покидающих родину людей.
Я бы хотела, чтобы мне скорее было 18. Независимость слишком приторное чувство, чтобы не думать о нем каждую секунду. И слишком притворное, чтобы оправдывать ожидания.
Люблю это неповторимое мое чувство последнего момента. Иллюминаторы, унылые виды. На дождливых площадях аэродрома завершающая суматоха. И уже про себя я выбираю будущую жертву вечерних размышлений в отмеченных на карте не мной отелей, лунных улочек, наслаждений устрицами и жизни моментом.
Скоро мы попрощаемся. Попрощаемся навсегда. Может измениться все: дата, время, рейс, самолет, планета, ты...никогда не поменяется идея, задуманная на претворение в жизнь.
Даже в уродливом русском акценте проводниц есть что-то особенно приятное, вызывающее лучи радости, несмотря на потоки отвращения к русским туристам, затаривающихся спиртосодержащим в dute free. В самой атмосфере ожидания есть что-то магически завораживающее. Кажется, будто время в такие моменты становится тягучим, мягким, невесомым, неуловимо-непостоянным.
Entrance A.
То самое чувство, наполняющее изнутри и вводящее в блаженное неведение. Облачное море под, клочками отбрасывает брызги облаков над. А где-то вдали линия облачного горизонта. С привычного ракурса небо кажется чем-то недостижимо далеким, раскидавшим по всему мутному полотну небесного пространства свои облачные джунгли. А здесь, сквозь белые рамы запотевших иллюминаторов, оно спокойно, свободно и безгранично. Без рамок, сковывающих все вокруг, без идеальных представлений, принимающее причудливые непонятные формы, чистое и понятное, загадочное и непостижимое, близкое и неописуемо далекое.
Walking on sunshine.
Гул, шум приезжающих машин, итальянец Tamarо и второй день двухнедельного брейка. On my way to Venice. Венеция - даже в одном этом слове, собрании из различных тридцати трех букв, рождается представление о самом неповторимом городе во всей вселенной. Неописуемее Венеции, пожалуй, был бы город, построенный в воздухе. Мосты, галантные итальяно и ни одной прямой улицы; затопленная площадь и собор святого Марка; яркие впечатления и море, рождающее эмоции - Венеция. Фигура мальчика с лягушкой, построенная когда-то перед зданием таможни американским архитектором, которого гондольеры называют между собой "мальчиком с презервативом". Чудные гондольеры, шампанское и непрекращающийся говор, видимо, долго молчавшей рядом со мной девушки. И даже несмотря на то, что все, что я успевала - это вдыхать венецианский воздух свободы и туристической вакханалии, поднимая глаза к чистому небу, балкончикам в стиле барокко и аристократическим квартирам, когда-то так тщательно маскирующихся под человеческое место жительства, неповторимое чувство легкости встречного ветра, улыбки местных гондольеров в полосатых рубашках итальянского покроя, часы на главной площади , объявляющие время обеда, атмосфера независимости чудным образом сочетающаяся с сувенирными лавочками вдоль берега, вином к мясу или мясом к вину, несколько свободных часов, считающихся роскошью для туристических лягушек, слушающих неумелого экскурсовода, разинув рты и все равно не запоминающих ни единого целого предложения-все это навевает чувство отчужденности от известных давящих проблем, атмосферы больших городов и беспокойных будней. Маски, повсюду маски, ожидающие своего перфоманса, разных форм, размеров и эмоций. Провинциалы, скупающие их в массовом порядке, видимо, желающие почувствовать себя звездами самого известного фестиваля в венецианском Голливуде.
Бедность начинает преследовать, тараща мертвые глаза безвыходного будущего, стоит начать считать копейки.
Время летит незаметно сквозь нереальное пространство несуществующих дорог. Горы через окно, скучающие лица, спешащая утренняя автострада и день третий – move on to Florence.
Многообещающая программа девушки с великолепным итальянским и хромающим русским, апеннинские массивы, приближающиеся границы городов.
"Юг-это соблазнитель. Прогоняющий мысли и заставляющий царить фантазию".
Я вижу, как поднимается солнце. Величаво выплывая из-за горы, оно наполняет холодным светом все вокруг. Небо принадлежит ему. Красное, туманное, похожее на тонкую работу знающего мастера заполняет пространство, делая утро непередаваемо прекрасным в этой южной, усталой от морского ветра стране. Огромный шар за контуром горизонта Апеннинского хребта, своим появлением пробуждая самые тонкие чувства в самых истощенных душах.
Может быть кто-то давным-давно или еще вчера так же, как и я, сидя за столиком на террасе опустевшей гостиницы смотрел на рассвет и, возможно, представлял, как и в это навевающее тонкую печаль времени и воспоминаний утро, много веков назад была только чистая природа, корабли и открытый выход к морю у подножия сияющего в лучах мира. А шар, тем временем, поднимался сквозь космическое пространство, оставляя след на галактическом полотне вселенной, давая начало новой цивилизации.
День четвертый - автобус. Ожидание длиною в семьсот километров и тонкая полоска самолюбия, пока не дающая трещину во мраке путешествий, протянулась в самые потаенные тайны моего сознания.
Марина Бочарова