Пьеса канадского драматурга Джона Маррелла о легендарной актрисе Саре Бернар, скромно озаглавленная «Мемуары» (“Memoir”), получила в русском переводе куда более цветистое, звучащее даже несколько экзотично название - «Смех лангусты», под которым и стала известна публике в 1980-е годы благодаря блистательному ее исполнению Светланой Немоляевой и Александром Лазаревым в Театре им. Маяковского. Спустя 30 лет в редакции Театра им. Вахтангова «смех» в заголовке сменился «криком», а драма с элементами трагифарса обернулась трагедией.
Говорят, будто лангусты - морские ракообразные, столь ценимые гурманами всего мира за изысканный вкус нежного мяса, издают странный крик, когда их убивают, «крик, похожий на смех... Издевательский смех». С ними, тяжелыми, неповоротливыми, медленно ползающими по дну, безжалостно сравнивает себя постаревшая и полуобездвиженная после ампутации ноги «божественная Сара».
Работая над вторым томом мемуаров на приморской вилле, она пытается вспомнить самые яркие события долгой и бурной жизни, разыгрывая их, как серию мини-спектаклей, вместе со своим секретарем Жоржем Питу.
Трудно представить людей более различных: Сара, объехавщая полмира, покорившая зрителей по обе стороны океана, экстравагантная, дерзкая, не привыкшая сдерживать ни свои чувства, ни свой язык женщина, о чьих любовных похождениях рассказывают самые немыслимые истории, и Питу, охотнее всего укрывшийся бы в тихом уютном домике от треволнений мира житейского, робкий и застенчивый маменькин сынок, недотепа, густо краснеющий от каждого грубого слова, слетающего с уст его прославленной работодательницы. В начале спектакля то, с каким трудом герои находят общий язык, подчеркнуто нарочито: свои первые реплики Сара в исполнении Юлии Рутберг произносит на французском, а Андрей Ильин, играющий секретаря, отвечает ей на русском.
Сара, прикованная из-за увечья к креслу, все время статична, Питу, суетливый, подвижный, возмущаясь эксцентричностью требований и привычек актрисы, гневно нарезает круги по пляжу, принося или унося то граммофон, то папки с записями, то зонтик. Она говорит медленно, веско, чеканя каждую фразу, он захлебывается, булькает словами. Они спорят, ругаются, мирятся, опять спорят, но, обижаясь, сердясь, делая попытки сбежать, мягкотелый здоровяк, как спутник, не способный оторваться от освещающей его путь планеты, снова и снова возвращается к гениальной мучительнице, хрупкой фигурке с безупречно прямой спиной, и, подчиняясь ее капризам, перевоплощается в блестящую куртизанку Юлию Бернар, мать Сары, настоятельницу монастыря Гранд Шамп, грубого американского продюсера Джаррета или утонченного Оскара Уайльда.
Обстановка аскетична, почти графична, выдержана в цветах старых фотографий и кинопленок. Черно-белая гамма слегка разбавлена коричнево-бежевыми тонами сепии: белое полотно ковра-пляжа, где рассыпана отмытая волнами до белизны галька, белая плетеная мебель, белый и черный зонтики от солнца, изящные костюмы в стиле ретро серо-кофейных тонов, молочно-белая вуаль на лице Сары, которой не под силу скрыть горящие огнем угли прекрасных глаз.
Одна деталь изящного туалета артистки сразу обращает на себя внимание - разного цвета сапожки с высокой шнуровкой: черный на месте протеза и бежевый на здоровой ноге. Не глупая безрассудная молодость, как у золотоволосой русской поэтессы, но старость и болезнь, разлучившие с любимой профессией, становятся тем «сапожком непарным», что, однажды споткнувшись, разделил жизнь на «до» и «после».
Трагедия самой Сары в пьесе Маррелла именно в ее «непарности», невозможности найти себе ровню, вторую половинку дуэта, ни для сцены, ни для жизни. Неслучайно когда-то Оскар Уайльд, вдохновленный исполнением Федры, воспел Бернар как героиню, достойную пребывать в сонме античных богов или титанов Возрождения, но по воле рока заброшенную в суетный «скучный мир», где бесстрашных греческих героев сменили слабые и изнеженные греческие любовники, чьих имен уже и не вспомнить.
Театр становится тем партнером, которому актриса никогда не изменяет, единственным, кто постоянно дарит ей счастье, позволяет самой создавать иллюзии, в которых она прекрасна, любима, желанна.
Жизнь Сары протекла в постоянной борьбе: с матерью, предпочитавшей некрасивой старшей дочери красавицу младшую, со своей внешностью, которую она «выдумала заново», с мужчинами, мечтавшими подчинить ее своей воле, с ловкими антрепренерами, старавшимися нажиться на ее таланте, с мнением «приличной» публики, смаковавшей сплетни о ее распутстве одна диковиннее другой.
И на закате дней она по-прежнему борется, теперь уже с самим временем, олицетворенным пылающим в южном небе «огненным шаром», каждым днем, каждым часом, вырванным у жизни, бросая вызов бессмертному светилу.
Если невозможно скомандовать солнцу спуститься и пригасить свои лучи, значит Сара сама поднимется к нему. В финале белое полотно пляжа развернется вдаль, засверкает блестящими искрами. По звездам в черную темноту, за край земли уйдет первая актриса своей эпохи, уйдет, чтобы навсегда остаться в легенде.
Светлана Спиридонова
другая рецензия на этот спектакль
Говорят, будто лангусты - морские ракообразные, столь ценимые гурманами всего мира за изысканный вкус нежного мяса, издают странный крик, когда их убивают, «крик, похожий на смех... Издевательский смех». С ними, тяжелыми, неповоротливыми, медленно ползающими по дну, безжалостно сравнивает себя постаревшая и полуобездвиженная после ампутации ноги «божественная Сара».
Работая над вторым томом мемуаров на приморской вилле, она пытается вспомнить самые яркие события долгой и бурной жизни, разыгрывая их, как серию мини-спектаклей, вместе со своим секретарем Жоржем Питу.
Трудно представить людей более различных: Сара, объехавщая полмира, покорившая зрителей по обе стороны океана, экстравагантная, дерзкая, не привыкшая сдерживать ни свои чувства, ни свой язык женщина, о чьих любовных похождениях рассказывают самые немыслимые истории, и Питу, охотнее всего укрывшийся бы в тихом уютном домике от треволнений мира житейского, робкий и застенчивый маменькин сынок, недотепа, густо краснеющий от каждого грубого слова, слетающего с уст его прославленной работодательницы. В начале спектакля то, с каким трудом герои находят общий язык, подчеркнуто нарочито: свои первые реплики Сара в исполнении Юлии Рутберг произносит на французском, а Андрей Ильин, играющий секретаря, отвечает ей на русском.
Сара, прикованная из-за увечья к креслу, все время статична, Питу, суетливый, подвижный, возмущаясь эксцентричностью требований и привычек актрисы, гневно нарезает круги по пляжу, принося или унося то граммофон, то папки с записями, то зонтик. Она говорит медленно, веско, чеканя каждую фразу, он захлебывается, булькает словами. Они спорят, ругаются, мирятся, опять спорят, но, обижаясь, сердясь, делая попытки сбежать, мягкотелый здоровяк, как спутник, не способный оторваться от освещающей его путь планеты, снова и снова возвращается к гениальной мучительнице, хрупкой фигурке с безупречно прямой спиной, и, подчиняясь ее капризам, перевоплощается в блестящую куртизанку Юлию Бернар, мать Сары, настоятельницу монастыря Гранд Шамп, грубого американского продюсера Джаррета или утонченного Оскара Уайльда.
Обстановка аскетична, почти графична, выдержана в цветах старых фотографий и кинопленок. Черно-белая гамма слегка разбавлена коричнево-бежевыми тонами сепии: белое полотно ковра-пляжа, где рассыпана отмытая волнами до белизны галька, белая плетеная мебель, белый и черный зонтики от солнца, изящные костюмы в стиле ретро серо-кофейных тонов, молочно-белая вуаль на лице Сары, которой не под силу скрыть горящие огнем угли прекрасных глаз.
Одна деталь изящного туалета артистки сразу обращает на себя внимание - разного цвета сапожки с высокой шнуровкой: черный на месте протеза и бежевый на здоровой ноге. Не глупая безрассудная молодость, как у золотоволосой русской поэтессы, но старость и болезнь, разлучившие с любимой профессией, становятся тем «сапожком непарным», что, однажды споткнувшись, разделил жизнь на «до» и «после».
Трагедия самой Сары в пьесе Маррелла именно в ее «непарности», невозможности найти себе ровню, вторую половинку дуэта, ни для сцены, ни для жизни. Неслучайно когда-то Оскар Уайльд, вдохновленный исполнением Федры, воспел Бернар как героиню, достойную пребывать в сонме античных богов или титанов Возрождения, но по воле рока заброшенную в суетный «скучный мир», где бесстрашных греческих героев сменили слабые и изнеженные греческие любовники, чьих имен уже и не вспомнить.
Театр становится тем партнером, которому актриса никогда не изменяет, единственным, кто постоянно дарит ей счастье, позволяет самой создавать иллюзии, в которых она прекрасна, любима, желанна.
Жизнь Сары протекла в постоянной борьбе: с матерью, предпочитавшей некрасивой старшей дочери красавицу младшую, со своей внешностью, которую она «выдумала заново», с мужчинами, мечтавшими подчинить ее своей воле, с ловкими антрепренерами, старавшимися нажиться на ее таланте, с мнением «приличной» публики, смаковавшей сплетни о ее распутстве одна диковиннее другой.
И на закате дней она по-прежнему борется, теперь уже с самим временем, олицетворенным пылающим в южном небе «огненным шаром», каждым днем, каждым часом, вырванным у жизни, бросая вызов бессмертному светилу.
Если невозможно скомандовать солнцу спуститься и пригасить свои лучи, значит Сара сама поднимется к нему. В финале белое полотно пляжа развернется вдаль, засверкает блестящими искрами. По звездам в черную темноту, за край земли уйдет первая актриса своей эпохи, уйдет, чтобы навсегда остаться в легенде.
Светлана Спиридонова
другая рецензия на этот спектакль